Прудников, еще не сообразив толком, о чем речь, сразу напрягся. Мент все-таки. На столик всей тяжестью навалился парень — веселый, пьяный, толстый и бородатый. Русая его борода была заплетена в две косички, на концах косичек болтались какие-то металлические цацки.
— А-а-а!!! — заорал он, стуча косичками по столу и обнимая за плечи мужчину и женщину. В размах этих ручищ мог бы поместиться целый бар. — Друзья! Человеки! Я вас люблю!
— И мы тебя, — сказал капитан напряженно, высвобождая плечо.
— Тогда танцуем!!! — еще громче взвыл бородач, пытаясь поднять Веру с места. Прудников его легонько оттолкнул. Толстяк повернулся к нему всем телом, косички в бороде обиженно дрогнули. Но лицо парня выразило явную радость.
— Ты! — обратился он к Прудникову. — Хочешь драться? Давай!
Скандалист развел в стороны руки, как бы предлагая ударить его в грудь. Публика в баре шарахнулась подальше от этих ручищ, но глядела с любопытством. Стало чуть тише, лишь из колонок продолжало доноситься: «Тыц! — тыц! — тыц!»
Валентин состроил скучающую мину. Он уже сориентировался.
— Что за интерес просто молотить по физиономиям! — сказал он, перекрикивая колонки. — К тому же ты вон какой боров! Не-е, так нечестно. Бей, если так уж хочется, но, спорим на пиво, ты меня ни разу не зацепишь. А?
— Давай! — весело рявкнул толстый. — Бью!!!
Он взмахнул кулаком, Валентин легко уклонился. Вокруг загудели. Представление выглядело несерьезным, хотя дородный бородач казался слоном рядом с небольшим крепышом Прудниковым и мог бы его просто раздавить. Точно так же в этой публике стали бы гоготать, если бы один сломал другому руку, челюсть или вообще вырубил. Дело житейское! Загипсовали тебя — и садись снова к стойке, наливайся пивом!
Косички в бороде хлестали своего хозяина по плечам, он уже успел опрокинуть несколько стульев, один столик с посудой, даже зацепил кого-то из зрителей. А Валентин все нырял под могучую руку, отступал от ударов легкими шагами. Затем поднял руки:
— Все! Боевая ничья! С тебя пиво, с меня джин с тоником.
Парень замотал головой, ухмыляясь:
— Никакого тоника! Чистый! — Он обнял Прудникова, сжал его плечи. — А ты ничего, молодец! Давай знакомиться: меня зовут Жаба. Потому что я всех давлю!!!
Он захохотал громогласно, и все вокруг тоже захохотали, зашумели, рассаживаясь на свои места. Только по Вериному лицу скользнула легкая тень. Она вспомнила похожую сценку. Феодосия, пляж. Большой волосатый человек, страшно выпучив глаза, рыкнул и понесся на Андрея, своего армейского друга. Когда они сблизились, Андрей как будто просто шагнул в сторону, но противник покатился по песку. Они с Верой тогда только познакомились и устроили мальчишескую потасовку специально для нее. Мокрый от пота Иван наскакивал на Андрея, тот неуловимыми и точными движениями валил его на землю. Казалось, он играет, зная заранее каждый шаг Ивана и успевая предупредить удар. Это было удивительно: мощный, широкий, мускулистый Иван ничего не мог поделать с поджарым противником, он только рычал и кричал, подбадривая себя, но все было тщетно…
Вера тряхнула головой, отгоняя картинку. Что ж, сама виновата, спровоцировала представление. Вздумалось немного проучить этого недоверчивого милиционера, заставить его попрыгать, показать себя. А то сидел с кислой рожей. И что, доктор, стыдно тебе? Сама не знаешь…
После обязательной мужской выпивки они вышли из бара. Валентин, прощаясь с парнем, то и дело поднимал сжатый кулак. Он уже не чувствовал себя таким пришибленным рядом с этой колдуньей. Мы, мужчины, тоже кое-чего можем! Впрочем, милиционер решил полностью довериться Вере Алексеевне Лученко, странной и сильной женщине. А сильная женщина была серьезна, будто прислушивалась к чему-то внутри себя. Они подошли к припаркованному «опелю» Прудникова, как будто она знала, куда идти. Сели в машину. Помолчали.
— Ну? Что теперь? — спросил он.
— Валентин, — сказала Вера, — нам с вами нужно подъехать в одну семью. Думаю, это поможет распутать все ниточки.
— Что за семья?
— Родственники покойной бухгалтерши Цымбал. Брат и его жена. Понимаете, я так просто не могу к ним прийти. А вы все-таки должностное лицо.
Валентин прищурился лукаво.
— Все вы можете, не прибедняйтесь. Я теперь вам полностью верю.
— Спасибо, конечно. Но дело в том, что эти люди — еще и родители одного мальчика. Он недавно покончил с собой, а до того наблюдался у меня… И родители винят меня…
— Даже так? — удивился капитан. — Надо же, как все запутанно!.. Ну, как скажете. Поехали?
Вера попросила, чтобы они сначала заехали на минуту к ней домой, взять какие-то записи. Прудников вел машину сквозь бесчисленные пробки в центре, терпеливо ожидал у светофоров, слушал рассказ о Евгении Цымбале — глухонемом юноше, хмурил брови: ему тоже не понравились намеки судмедэксперта на возможное убийство. Потом он ждал Лученко у ее дома — правда, совсем недолго, действительно всего минуту. Они отправились по названному Верой адресу. С появлением нежданной помощницы дело «Океанимпэкса» запуталось еще больше, думал капитан, но надеялся, что хоть что-то должно наконец проясниться.
Через четверть часа они припарковались во дворе под бдительным взглядом дворничихи и вошли в многоэтажный дом. Поднялись на нужный этаж, Вера нажала кнопку звонка. Открылась дверь, и вышел грузный седой и постаревший Цымбал. Вера взглянула на него и вновь ощутила предзнание. Быстрыми ленточками вспорхнули в голове все будущие его и ее слова. Усилием воли она отмахнулась от ленточек.